TO CREATE MEANS TO LIVE, TO ETERNALLY CREATE NEWER AND NEWER THINGS. BUT HOWEVER MUCH WE MOVE THE FURNITURE AROUND THE ROOM, WE WILL NEVER INCREASE IT OR CREATE NEW FORMS FOR IT. KAZIMIR MALEVICH
АМЕРИКА / ОТЧЕТНЫЙ ПРОЕКТ РЕЗИДЕНТА МАКСИМА ШЕРА

21 МАЯ - 4 ИЮНЯ / МАСТЕРСКАЯ АРТ-РЕЗИДЕНЦИИ (ЦРМ, 5 ВХОД)

20 МАЯ / 20:00 / ВЕРНИСАЖ / ПЕРФОРМАНС «РЕЧЬ» / МАСТЕРСКАЯ АРТ-РЕЗИДЕНЦИИ (ЦРМ, 5 ВХОД)

Современный миф, по Ролану Барту, есть форма речи, которая служит, в том числе, для деполитизации, то есть для того, чтобы представить сконструированную кем-то когда-то реальность, в том числе политическую, как нечто само собой разумеющееся. Миф берет факт истории и превращает его в факт природы. Он опорожняет социальную реальность, выпаривает ее. Мифотворчество – важнейшая функция политического субъекта. Задуматься о происхождении мифа – значит поставить под сомнение сложившийся политический порядок. Самому заняться мифотворчеством – значит стать политическим субъектом.

Миф о Владивостоке как советском Сан-Франциско возник после посещения обоих городов Никитой Хрущевым и бытует до сих пор. Хрущев залетел во Владивосток на обратном пути после визитов в Америку и Китай. Письменных источников, подтверждающих, что именно он призвал сделать Владивосток советским Сан-Франциско, который видел за несколько дней до этого своими глазами, не сохранилось. В официальном тексте речи, произнесенной Хрущевым во Владивостоке, ничего такого нет, хотя Америке посвящена бóльшая ее часть. Но для мифа это и не важно: он «работает» на нечетких ассоциациях.

Америка – вечный и неотъемлемый Другой русского политического воображения начиная с XIX века. В истории с возвращением Хрущева из Америки и рассказом владивостокцам о поездке его можно представить отцом семейства, который, съездив в загранку, вернулся с сувенирами и рассказывает детям о впечатлениях. «Дети» подхватывают поверхностное сравнение их города с далеким романтическим Сан-Франциско, и не важно, что по сути это был неосознанный, парадоксальный призыв к подражанию, несмотря на декларируемую непримиримую борьбу с капитализмом и декларируемое превосходство над ним. Советская пропаганда в конце 1950-х только начала превращать Америку в главное внешнеполитическое пугало, свежи еще были воспоминания о союзничестве во Второй мировой войне, а благодаря классической русской литературе эта страна вообще была синонимом чуть ли не земли обетованной. Видимо, хрущевское сравнение удачно легло на подспудную русскую мечту об Америке, а логические и идеологические нестыковки мифу не мешают.

Интересна история локального мифотворчества в самом Сан-Франциско. В 1961 году здесь впервые открытый гей выставил кандидатуру на выборах в городское собрание, в том же году на местном телевидении впервые показали фильм о гей-движении, а уже в 1964-м журнал TIME назвал Сан-Франциско гей-столицей Америки. Именно этот город стал глобальным центром гей-движения и ассоциируется теперь в мире именно с ним. В проекте «Америка» я дополняю владивостокский миф о Сан-Франциско некоторыми деталями, добавляю ему контекста, ведь миф боится именно полноты образа, помещения в контекст, ибо оперирует только фрагментами. Мы «плаваем» в мифах, пóходя выпекаемых политиками, бездумно подхватываем слова, произносимые ими, какими бы пустыми и бессмысленными они ни были, говорим и пишем штампованным языком бюрократии, не осознавая этого, а значит подчинены ей. «Политический язык, – писал Джордж Оруэлл в 1946 году, – предназначен для того, чтобы ложь звучала правдиво, убийство выглядело достойно, а пустословие – солидно». Ему же принадлежат слова: «Если мысль коверкает язык, то и язык может коверкать мысль».

Анализируя в своем сборнике Mythologies (1957) мифы, которые производит буржуазное общество, Ролан Барт кратко остановился и на мифах, которые он назвал «левыми», хотя имел в виду в том числе и мифы советские. Отличие советских «левых» мифов от буржуазных, по мысли Барта, заключается в том, что если буржуазные мифы всеохватны, распространяются на все сферы социальной жизни, то левые – случайны, вымучены, буквальны (в Сан-Франциско пересеченный ландшафт, значит Владивосток похож на Сан-Франциско), они будто созданы по приказу. Если буржуазный миф – это стратегия, то левый – лишь тактика. Причина этого – в природе левой идеологии. Поскольку она определяет себя только по отношению к угнетенным, а язык угнетенных прямолинеен и не способен ко лжи и к производству мифов, то и советское мифотворчество было скудное и ситуативное. Ему не хватало сил, чтобы стать буржуазным, изобрести буржуазный метаязык, который якобы только и способен производить мифы.

Инсталляция «Америка» состоит из нескольких элементов, связанных друг с другом неявным образом: это подлинные открытки Сан-Франциско конца 1950-х гг., купленные у одного владивостокского коллекционера: их можно представить как сувениры, привезенные отцом детям; на них бюрократическим инструментом – штампом – нанесены лозунги о Сан-Франциско и Владивостоке (они имитируют советские и могли быть произнесены Хрущевым); репринт газеты «Правда» от 8 октября 1959 г. с речью Хрущева, произнесенной двумя днями ранее на стадионе «Авангард» (поверх нанесена цитата из его мемуаров, изданных после отставки); брошюры с полным текстом речи, которую я дополнил процитированным выше эпиграфом из Оруэлла, а также двух видео – с фрагментом выступления Хрущева и с неформальным гимном гей-движения, наложенным на изображение американского флага.

Миф может исчезнуть только под натиском нового мифа, и проект «Америка» лишь указывает на такую возможность.

Максим Шер, май 2017 г.